Одна из самых главных ценностей небанальных фестивалей рекламы - неожиданные встречи с удивительными людьми. С Пашей Р183 так и получилось. Жюри обедало в маленьком кафе, когда к нам присоединился никому неизвестный молодой человек с прозрачными серыми глазами. Минут через 20 все встало на свои места, когда он тихо сказал: "Я Паша 183, более известный как "русский Бэнкси".
Агентству StreetArt, организаторам ЧФР, удалось уговорить скрытного художника приехать в Екатеринбург и прочитать лекцию. Первую в его жизни и, вероятно, последнюю. Он читал ее в маске, рассказывал про манипулятивную сущность рекламы, про то, как в 2005 году снял фильм "Сказка про Аленку-2005", из-за чего огреб массу неприятностей от властей. Рассказывал про то, что рисует на улицах уже 14 лет, всегда любил портреты и глаза, а работы черно-белые у него из-за того, что раньше денег было мало, их едва хватало на баллон белой и баллон черной краски. Когда денег не было совсем, то краску приходилось воровать. А потом вдруг сказали, что его стиль похож на стиль Бэнкси.
После лекции мы пошли с Пашей в то же кафе, где поговорили о рекламе, протесте и любви.

- Почему ты на рекламу напрягаешься?

- Реклама делает многие вещи, скажем так, вопреки воле человека. Она не дает предложения, она вынуждает человека пойти на какой-то шаг и не дает альтернативы.

- Дает. Можно купить, а можно не покупать.

- А ее задача сделать так, чтобы ты купил. Это исключительно рыночные отношения, и в рекламе я не вижу какого-то творчества. Дизайнеры, в основном, вынуждены делать то, что от них хотят, а не то, что хотят делать они сами - это ремесло. И я намного больше уважаю художников, потому что художники всегда делают то, что идет у них от себя, изнутри. Они доносят свой внутренний мир, свои мысли. Вот, допустим, Бледный из "25/17" (хип-хоп-коллектив - прим.ред) раньше был дизайнером. И если мы посмотрим на то, что сейчас делают Бледный и его группа, то убедимся, что он в действительности хочет показать и показывает совершенно другое. Логотипы какие-то и его творчество совсем не вяжутся. Ничего личного, но реклама и дизайн - это просто работа, просто заработок. Хотя ты можешь быть как Kiosk, например. Можешь развить свой стиль, тебе будут платить за самовыражение, и это замечательно. Но у меня, например, нет потребности в развитии стиля, у меня есть потребность показывать свои мысли. А стиль - не первоочередная вещь, она не играет для меня роли так, как стиль, например, играет роль для дизайнера. Смысл того, что я делаю, важнее.

- Ты же учился на дизайнера, да?

- У меня два высших образования, даже юридическое есть, и есть даже какое-то отношение к органам МВД. Я знаю какие-то механизмы, приемы, законы из этих сфер, но не пользуюсь ими. Мне это неинтересно и где-то даже противно. Каким я был рассеянным балбесом, таким и остался.

 

 

 

- Ты хреново относишься к рекламе, но при этом работ, протестных относительно рекламы, у тебя практически нет. Я думала, что вообще нет, но сегодня с удивлением узнала, что твоя "Аленка" - это протест. Я ее воспринимала совсем по-другому.

- Она неправильная вообще, не отдельный объект. "Аленка" задумывалась как альтернативная концовка к фильму. Мне хотелось исправить те ошибки, которые я допустил в своем фильме "Сказка про Аленку 2005" (Желающие посмотреть фильм ищут его вконтакте - прим.ред.). Я сделал ужасный фильм, он депрессивный, он больше разрушает, чем созидает. Мне захотелось этой работой донести самую важную мысль, которую я хотел донести в своем фильме: человек не должен продаваться. И я сделал шоколадку, которую невозможно купить. Из гигантской бетонной плиты. Ролик про Аленку начинается с того, чем закончился фильм. Парень подходит к краю крыши и собирается сигануть. В итоге он прыгает. Только в первой версии он разбивается, а во второй версии приземляется на ноги прям перед шоколадкой.

- Вообще мне кажется, что большая часть людей воспринимает эту твою работу как ностальгическую такую штуку, безо всяких вложенных подтекстов?

- Да, для меня это тоже символ детства. У меня есть стремление к возврату к прошлому, потому что все светлое в моей жизни связано с прошлым. В Екатеринбурге я готов воспринимать настоящее, оно мне здесь нравится, и город нравится. В Питере могу, а в Москве - не могу, потому что настоящее в Москве, как мне кажется, абсолютно ужасное. Рыночные отношения, постоянная погоня за деньгами, постоянный "донт-стоп", который не прекращается вообще. И больше всего мне не нравится как в Москве, так и в людях - это пафос. Если у человека есть пафос, этот человек закрыт для меня навсегда. Очень тяжело общаться, и я его не воспринимаю. Мы на разных волнах работаем просто, а в Москве это сплошь и рядом.

 

 

 

- Насколько я знаю, ты раньше бесился, когда тебя называли "русским Бэнкси". Что изменилось сейчас?

- Знаешь, у меня отец про пробки говорит: "Можно негодовать, что они есть, но если каждый раз так нервничать, то дойдешь до нервного срыва". И я предпочитаю не реагировать на те вещи, которые не могу изменить. Ну называют и называют, что я теперь поделаю. А не нравится мне это потому что... понимаешь, я 14 лет занимался исключительно своими темами, сформировался свой стиль, а потом - раз! - и появляются какие-то люди, которые говорят: "О, а он похож на Бэнкси".

- Как ты относишься к тому, что на тебя вдруг свалилась слава? Международная пресса, все дела.

- Поскольку так или иначе я постоянно контактировал с какими-то галереями и людьми, то спокойно. Хотя первые три дня я вообще не мог понять, что происходит. У меня было ощущение, что я сплю, и мне снится какой-то лунапарк. А потом привык и нормально.

 

 

 

- Согласен с тем, что тебя называют главным политическим художником?

- Я не считаю себя политическим художником. Я могу говорить о политике, но заниматься ей вплотную все время?! Для меня политика - еще большая грязь, чем реклама. Стоит туда наступить одной ногой, и ты уже в ней по уши. Мне многое не нравится в политике - о чем я хотел бы сказать, что хотел бы изменить, и я пытаюсь это делать, но ударяться только в это не хочу.

- Среди твоих работ есть такие, которые можно назвать протестными, и такие, которые можно назвать спокойными и в чем-то даже милыми. Типа очков из фонарного столба. Что тебе интересней?

- Наверное, протестное искусство мне все же ближе, потому что я в принципе воспитан на такой сопротивленческой идеологии. Я скорей анархист, не признаю никакой власти. И у меня достаточно абсурдные, сложные взгляды на жизнь, очень тяжело от этого бывает. Я считаю, что человек настоящий только тогда, когда он может отказаться от чего-то большего в пользу чего-то меньшего, но более важного и нужного. Понимаешь? Если ты можешь это сделать - здорово, и в этом тоже есть какой-то протест. Очень люблю творчество Егора Летова, во многом потому что человек перед собой жег все мосты. Не за собой, а перед. У него была куча предложений, например, выступать с Rolling Stones, ездить во всякие турне по Европе, и он от всего этого сознательно отказывался. Выступал порой перед какими-то пьяными дебилами, которые даже ни хрена не понимали, о чем он говорит, но при этом он для себя оставался человеком, и это очень важное качество. Мне кажется, что в этом есть что-то блаженное и юродивое. Тебе всё дают, но нет, пошли нахер, я буду делать то, что делал всегда, то, от чего меня прет.

 

 

 

- А у тебя была когда-нибудь нормальная человеческая работа?

- Была, конечно. Системным администратором работал, дизайнером, реставратором, художником-постановщиком на съемочной площадке. Работал оператором, фотографом, монтажером, иногда со звуком. Как-то в киношные темы я вписался. Работал с Гинзбургом на проекте "Дженерейшн Пи". Я сейчас вряд ли смогу назвать тебе все, где я работал, меня так мотало, что... даже психологом работал детским. Обалдеть. Но из всего, где я работал, мне понравилась только съемочная площадка, но в то же время мне и не нравилось, потому что я делал не то, что хочу. Не мои задачи. Мне хочется другие вещи делать, хотя может быть этими же инструментами.

- Трудно сохранять инкогнито?

- В Москве нетрудно. А в Питере, где делал работу по "Криминальному чтиву" в Кронверк Кинема, даже охрана была. В лицо меня мало кто знает, и очень хорошо, это мне позволяет появляться в общественных местах. Мой следующий проект связан с одним крупным магазином в Москве, хочу магазин этот "нагнуть" капитально. И если бы меня многие знали в лицо, мне было бы очень сложно. Ходил бы там как Павел Воля. В Москве меня слишком много народу знает. и из-за этого конечно сложнее. Если я прихожу на какую-то лекцию на Винзавод, то 60% той аудитории, которая там собирается, мое лицо знакомо.

- Погоди, ты только что сказал, что в Москве нетрудно, потому что никто не знает. А сейчас говоришь, что многие знают, и поэтому трудно. У меня взорван мозг, собери его обратно, пожалуйста.

- Я имею в виду, что там свои, определенная аудитория, они знают, но там и бояться нечего.

 

 

 

 

- Никогда не возникало мысли "Ну его к черту со всеми проблемами с властями, с милицией, с сохранением инкогнито" и делать спокойные вещи, которые никого не будут раздражать?

- Никас Сафронов предлагал такое. Его привезли к моим работам, и он с ящика вещал, что "у Паши неплохие штуки, я считаю, что ему нужно переходить на гособеспечение, на легальную основу". Естественно моя реакция была "ну нахрен".

- Как ты считаешь, люди в целом - это быдло и стадо? Или люди хорошие и добрые?

- Помнишь, у Булгакова Иешуа говорил: "Плохих людей нет"? Вот и я так считаю. Есть люди, которые воспитаны неправильно, и большую-большую роль играет именно общество, в котором воспитывается человек. Есть еще такой фактор, как гены, предрасположенность человека к чему-то. И меня удручает, что в России существует уже определенная порода людей... Опять же у Булгакова в "Собачьем сердце" Преображенский говорит, что вместо того, чтобы песни горланить и ссать мимо унитаза, нужно брать метлу и вычищать дворы, заниматься своими прямыми обязанностями. И речь тут идет именно о породе людей, которая столетиями у нас формировалась, и их изменить очень тяжело. Чтобы изменить, нужно поднимать культуру человека. Но как - я не знаю, я себя-то не могу назвать культурным человеком.

- Почему это?

- Что такое культура? Культура - это система запретов. Чем больше у тебя запретов, сдерживающих факторов, тем ты культурней, а у меня запретов мало. Я скорей просто самокритичный человек, и эта самокритичность меня спасает. Где-нибудь накосячу, потом думаю: "здесь я поступил неправильно, так больше поступать не буду".

- А не это ли показатель культурности? Внутренняя мораль и способность к адекватной самооценке.

- Ну может быть, я не знаю. В любом случае, суперкультурным человеком себя не считаю, но рад, что я не Шариков.

- Если бы ты был Шариковым, тебя бы это тоже устраивало.

- Ну да. *улыбается* Знаешь, иногда очень хочется взять, отключить мозг и быть Шариковым.

 

 

 

 

- Ты сегодня на лекции своей говорил о любви. О том, что она становится профанацией, когда слишком часто о любви говорят и слышат о ней. Разве любовь может приесться?

- Я хотел донести следующую вещь. Когда ты слышишь о любви из уст любящих и сам говоришь любимому человеку - это одно и это прекрасно. И совершенно другое, когда слово "любовь" употребляется сотни раз Филей Киркоровым, Веркой Сердючкой и Борисом Моисеевым.

- Так оно же мимо ушей просто в этом случае проходит.

- В том-то и дело. Оно становится для тебя приторным, навязчивым и надоевшим. Дом-2 еще вот: строим свою любовь. Ребята, если это любовь, то о чем Шекспир тогда писал? Это уже подмена понятия началась. И вот это и есть профанация, которая происходит не только со словом "любовь".

- Почему ты вдруг от агрессии и перманентного протеста переключился на доброе-вечное? Что такое произошло в твоей голове после "Сказки про Аленку"?

- Я в этот фильм столько нервов угрохал, что он мне стал уже неприятен. Прикасаться к нему больше не хотелось. Понимаешь, я - ушелец. Есть люди, которые входят в определенный образ, находятся в нем, пока им надо, а потом вылезают. Как художники: чтобы что-то нарисовать, ты должен сначала "въехать" в то, что ты делаешь. Очень часто бывает так, что я нахожу что-то и все... *присвистывает* Я закапываюсь настолько глубоко, что потом вылезти оттуда очень сложно. И с этим фильмом так и получилось: закопался, а та информация, которую я собирал для съемок, позитивом вообще не блещет. А когда негатив продолжается полгода, ты уже начинаешь немножко ёбу давать. Хочется переключиться, но ты не можешь, потому что доделать надо, и есть желание доделать, но при этом тебя все время по затылку лупит то, что черт возьми, уже надоела эта чернота. Я за все время съемок столько в обезьянниках насидел - в районе ВДНХ побывал во всех отделениях милиции не по разу.
Но фильм получился хорошим. Если сегодня-завтра помру, то буду знать, что оставил на этом свете что-то после себя и мне за это не стыдно... *вдруг задумывается и улыбается* А еще прикольно получается! Коли уж меня называют "русский Бэнкси", то свою "Сувенирную лавку" я открыл раньше. *смеется*

 

- Давай закольцуем композицию и вернемся к тому, с чего начали - к рекламе. Как ты считаешь, реклама в нашей стране может стать нормальной? Что должно измениться? Или она зло всегда и по определению?

- В российской рекламе есть своя специфика. Скажем так, мы с тобой говорим на одном языке, на русском. Если я сейчас начну с тобой говорить на татарском...

- А я пойму, я наполовину татарка.

- *улыбается* Да уж, совпадение. Ну ладно, если начну говорить на узбекском. У меня есть друг, Тимур Форк, он узбек. И как-то мы общались, и он перешел на свой родной язык. Самое интересное, что я интонации понимаю, но что конкретно он говорит - абсолютно непонятно. И то же самое в рекламе - она должна быть ориентирована на того, кто ее поймет, кто способен считать определенные знаки и информацию. То есть для каждой группы в обществе с разным интеллектуальным развитием совершенно разный должен быть подход. А наша реклама она вся и всегда ориентирована на Шариковых. И если деление все-таки начнется, станет получше. Я бы очень этого хотел.

 

 

 

После нашего разговора Паша пошел гулять по Екатеринбургу и искать место для новой работы. Мы встретились с ним на улице, он рассказал, что на свалке нашел роскошный советский шкаф, и собирается на Плотинке, главном прогулочном месте екатеринбуржцев, поставить инсталляцию с девочкой, выходящей из шкафа, которая машина времени. Поставил. И еще почтил память староформатных книжных магазинов.

 

 

 

 

adme.ru